■ ■ ■

Дворняжковые птицы: воробьи,

синицы, трясогузки… На ветру

всё еле слышно тренькает: “терпи…”

или “прими…” — “не то я упаду…”

Кружится пух, как мусор, по площадке.

И даже карусельные лошадки

несутся вместе с шариком земным

навстречу шелухе, пустым обёрткам…

Фломастерное солнце, синий дым,

забытый мальчик в розовых колготках —

всё страшненькое, но бывает хуже.

Растрёпанная птица пьёт из лужи,

лошадки в ожиданьи пятака

застыли, в этом что-то от мольбы,

запомни их, запомни воробья,

всё еле слышно говорит: “терпи…”

Но в этом голосе не будет примиренья —

прощeнья через “а”… — избегнет тленья

упущенное нами, отпусти

застывшей карусели верблюжат —

забытый мальчик терпит до пяти,

когда других забрали. В детский сад

разводят нас, чтоб просто отвернуться

к стене чужой и до пяти проснуться.

2022 г.

■ ■ ■

Вот и музыка с натяжкой:

жгут валторна и труба

возле той пятиэтажки,

где во дворике всегда

опустевшие качели

укрывает темнота…

Мы так быстро не хотели,

просто жизнь почти прошла.

Но верёвки бельевые

скоро спрячут от дождей,

да оркестры духовые

с одинаковой своей

за пятёру, как по нотам,

мукой? болью? — поревут.

Гражданина “это кто там?” —

как сумеют — отпоют.

Ибо музыка плохая

(да, с натяжкой, но — своя…)

нас навеки провожает.

Дети смотрят из окна.

Что там? — бабка с голубями,

кукла старая в песке.

И, не ставшая словами,

жизнь в томившей немоте.

2023 г.

■ ■ ■

Когда особо тихо за стеной,

с прилежностью, губительной слегка,

мы возникаем в памяти чужой.

И в отдаленьи мелкая река

бликует, чтоб в окне, едва видны,

плевали на наживку пацаны.

А снится сажа между окон, пыль

в луче повисла, кружится, легка.

И вдоль путей столбы, сухой ковыль,

оборванные провода. Земля

обнажена настолько, что, увы,

почти привычны стали эти сны.

Неровный след закатных облаков,

вагончик тронулся, задёргало состав.

И в толк не взять — зачем так много слов?

Здесь пахнет копотью, и пацаны, сбежав

по насыпи, уходят в никуда.

Речная насыпь, мелкая река.

2024 г.

КОНЦЕРТ ПО ЗАЯВКАМ

каждое утро плохонькое радио на стене

резонировало потрескивало даже сливалось в один

как бы вальсок

до сих пор помню это исаковско-матусовское бодрячество:

прошлого

(как бы наяривал нам баянист)

бояться не надо

да мы и не боялись

залётные случайные дети подрастая смотрели из окна на похороны

в соседнем доме и играли в войну

в которой умирали по очереди чтоб никому не обидно было

мы даже не падали чтоб не испачкаться

и видимо только детским любопытством к повторам

можно объяснить то

что с тех пор ничего не изменилось

ведь опыт ничему не учит

женщина снова поёт о прошлом

её взгляд зачем-то падает на пыльные настурции перед домом

с потолка свисает телевизор но не падает как в детстве

всё должно взорваться в любую минуту

поэтому она продолжает петь

обычная попытка забыть

вытеснить звук взрыва

хоть ненадолго

2 июля 2022 г.

■ ■ ■

Это будет ненадолго:

луч преломится закатный —

поменяется погода,

лисапедный, самокатный

пропиликает звоночек

песню тихую утраты.

И сверчок в тепле пророчит,

замолкая глуховато,

о труде преображенья.

тихим голосом запечным,

словно это откровенье

никогда не станет вечным.

За окном зарница вспыхнет,

мотылёк забьётся слабо.

Спичка серная промокнет,

а могла бы, а могла бы…

2024 г.

■ ■ ■

Любятся коты и кошки,

по-весеннему визгливы,

жизнь похожа на матрёшку,

разломаешь — некрасиво.

Лучше всё оставь как было,

утони в небесной сини,

чтоб под ложечкою ныло,

чтоб качели уносили

ради краткого мгновенья

вознесенья — небо рядом;

может, вот оно — спасенье,

может, так оно и надо.

Ибо хочешь оглянуться:

старый двор, кусты акаций…

Обернись, чтоб дотянуться,

если повезёт — остаться.

2024 г.

■ ■ ■

Горчит под языком таблетка,

чтоб оттянуть последний бзык.

Прогнило полковое древко,

и заплетается язык.

При кухне музыка томится,

остался только барабан…

И плачет, пролетая, птица…

Но слёз не видно — крупный план.

24 марта 2023 г.